Никогда не переставай улыбаться, даже когда тебе грустно, кто-то может влюбиться в твою улыбку...
Теперь уже точно не помню, но, кажется, на этот концерт я пошла скорее по просьбе господина Шумана, страстно желавшего заполучить свежую рецензию себе в газету, нежели из интереса. Впрочем, разочароваться мне всё равно не пришлось, сколько эмоций я получила за один только вечер!
Начиналось всё довольно обыкновенно, если не сказать банально. Полупустой зал какого-то довольно невзрачного концертного зала, музыканты в потрёпанных фраках и дирижер им под стать – растрёпанный, с бегающими глазами и нервно-дрожащими руками. Сколько таких концертов заканчивалось полным разочарованием…
Собственно, дирижер и был автором исполнявшейся симфонии – господином Рихардом Вайсом. Познакомиться с ним в тот вечер мне так и не удалось. Как и в последующие дни, когда я пыталась разыскать его всяческими способами. Возможно, у этого молодого и очень, на мой взгляд, талантливого композитора просто не было средств для жизни в Вене и он решил попытать счастья в каком-то другом городе, как знать…
Тишина перед началом симфонии была довольно скептическая, но вы же понимаете, у нас в Вене это обычное дело, если учесть, какое количество музыки сейчас звучит повсеместно, и, надо сказать, в основном музыки довольно бездарной.
Первые аккорды tutti сразу заполнили весь зал и мгновенно заставили меня забыть обо всём и жить только этим мгновением. Ах, эта первая часть, она была сама Жизнь! Ликование, радость, любовь… Стиль был очень классичен, но отнюдь не повторял ничего и был, как это ни странно звучит, необыкновенно актуален. Мне тогда подумалось, что это обязательно должен был бы услышать Моцарт… Он бы сидел где-нибудь в последних рядах и улыбался. Я думаю, он был бы очень доволен, зная, что его традиции продолжаются.
Andante мгновенно воскресило в голове образ Бетховена, сурового и буйного старца, но такого по-юношески нежного в своей Пасторальной симфонии. Мне тут же привиделось, как маэстро подходит после концерта к Рихарду и по-свойски одобрительно хлопает его по спине.
Скерцо… скерцо было феерическим, таким неистовым, страстным, жутким, ироничным, пронзительным, душераздирающим. В тот момент у меня создалась полная иллюзия того, что в зале рядом со мной сидят и мятежный Лист, и рафинированный Шуберт, и страстный Шуман, и эксцентричный Берлиоз…
А вот финал был ни с чем несравним. Что-то в нем было новое, волнующее, непонятное, пока непонятное…
Первые части – как дань гениальным художникам прошлого и настоящего, а последняя часть – это взгляд в будущее, как некий итог и как подарок грядущим поколениям.
Симфония закончилась, а я стояла и долго хлопала, восхищенная и потрясенная до глубины души, а со мной рядом были все те, кого возродил к жизни, пусть даже только в моем сознании, господин Вайс своей музыкой…
Шарлотта Шварц, Новый музыкальный журнал, 13 января 1848г.
Начиналось всё довольно обыкновенно, если не сказать банально. Полупустой зал какого-то довольно невзрачного концертного зала, музыканты в потрёпанных фраках и дирижер им под стать – растрёпанный, с бегающими глазами и нервно-дрожащими руками. Сколько таких концертов заканчивалось полным разочарованием…
Собственно, дирижер и был автором исполнявшейся симфонии – господином Рихардом Вайсом. Познакомиться с ним в тот вечер мне так и не удалось. Как и в последующие дни, когда я пыталась разыскать его всяческими способами. Возможно, у этого молодого и очень, на мой взгляд, талантливого композитора просто не было средств для жизни в Вене и он решил попытать счастья в каком-то другом городе, как знать…
Тишина перед началом симфонии была довольно скептическая, но вы же понимаете, у нас в Вене это обычное дело, если учесть, какое количество музыки сейчас звучит повсеместно, и, надо сказать, в основном музыки довольно бездарной.
Первые аккорды tutti сразу заполнили весь зал и мгновенно заставили меня забыть обо всём и жить только этим мгновением. Ах, эта первая часть, она была сама Жизнь! Ликование, радость, любовь… Стиль был очень классичен, но отнюдь не повторял ничего и был, как это ни странно звучит, необыкновенно актуален. Мне тогда подумалось, что это обязательно должен был бы услышать Моцарт… Он бы сидел где-нибудь в последних рядах и улыбался. Я думаю, он был бы очень доволен, зная, что его традиции продолжаются.
Andante мгновенно воскресило в голове образ Бетховена, сурового и буйного старца, но такого по-юношески нежного в своей Пасторальной симфонии. Мне тут же привиделось, как маэстро подходит после концерта к Рихарду и по-свойски одобрительно хлопает его по спине.
Скерцо… скерцо было феерическим, таким неистовым, страстным, жутким, ироничным, пронзительным, душераздирающим. В тот момент у меня создалась полная иллюзия того, что в зале рядом со мной сидят и мятежный Лист, и рафинированный Шуберт, и страстный Шуман, и эксцентричный Берлиоз…
А вот финал был ни с чем несравним. Что-то в нем было новое, волнующее, непонятное, пока непонятное…
Первые части – как дань гениальным художникам прошлого и настоящего, а последняя часть – это взгляд в будущее, как некий итог и как подарок грядущим поколениям.
Симфония закончилась, а я стояла и долго хлопала, восхищенная и потрясенная до глубины души, а со мной рядом были все те, кого возродил к жизни, пусть даже только в моем сознании, господин Вайс своей музыкой…
Шарлотта Шварц, Новый музыкальный журнал, 13 января 1848г.
) счастлив до потери пульса просто 